***
Приводим, в заключение, рассказ о последних минутах самого Розенштрауха, из письма доктора Блументаля.
«Дорогой друг наш скончался 7-го декабря, в 3 часа пополудни (1835 г.). Накануне еще в пятницу 6-го декабря, в день тезоименитства Императора, совершил он богослужение с обыкновенною своею бодростью и сказал весьма назидательную проповедь*, вечером того же дня участвовал еще в заседании консистории, и на следующий день в субботу 7-го числа, в 10 часов, проведя утро за корреспонденцией**, собрался он, в полном облачении, отправиться для исполнения одной из обязанностей своего звания, как вдруг сделалось ему дурно, и он принужден был лечь в постель, с которой, по воле Божией, ему не суждено уже было встать.
Когда я, извещенный о его внезапной болезни, поспешил к нему в два часа пополудни (раньше не могли меня найти), то застал его уже хрипящим с холодными оконечностями, но в полном сознании. В качестве врача хотел я немедленно оказать ему необходимые медицинские пособия и посылаю за фельдшером, чтобы открыть ему кровь, но дорогой старец, увидя меня, протягивает ко мне руки и восклицает из стесненной болезнью груди: «Молиться, любезный друг, молиться!» Я беру «Райский вертоград» Арндта и читаю любезному подвижнику в его последнем бою «утешительную молитву при созерцании язв Христовых». Тут просветляется его уже полупомраченный взор, высоко простирает он над нами, молясь, свои руки, благословляет всех нас, стоявших у его постели, прихожан своих и всех, с кем сердце его соединено было узами крови или духа; делает затем над самим собою знамение креста и с покорностью предоставляет тогда совершить над ним все, что человеческое искусство сочло бы нужным для его спасения. Но посреди этих стараний, в то время именно, как хирург вскрывал жилу, взор этого подвижника веры, доселе устремленный на висевшее у подножия постели изображение Спасителя, потухает, дыхание становится спокойным, едва заметно вздымается еще грудь, тихо склоняется милая седая голова – и освобожденный блаженный дух покидает свою земную оболочку, оставив еще на бездушных чертах лица выражение глубокого небесного мира»
* – В исполнении обязанностей своей должности поступал он с добросовестностью, достойною удивления. Никакая телесная слабость, ни даже болезнь не могла удержать его от проповеди, пока он мог стоять на ногах. Он часто оставался в постели еще за полчаса до начала богослужения, затем он вставал, кое-как садился в карету, шатаясь шел к алтарю и всходил на кафедру, и проповедовал однако ж с непонятною силою и умилением. Никакие просьбы друзей не могли удержать его в подобном случае. «Если я действительно не в состоянии буду стоять на ногах – говорил он – тогда, конечно, останусь в постели, но пока я могу ходить, я должен испонять свою обязанность. И кто знает, быть может, именно сегодня прислал мне Господь в церковь ту или иную душу, которая должна быть пробуждена словом о спасении во Христе и призвана к новой жизни; как отвечу я пред Богом в упущении подобного случая? И если бы даже это мне и жизни стоило, могу ли я желать прекраснейшей смерти, как не посреди исполнения обязанностей моей должности?»
** – Между прочим, писал он сыну своему в Москву, чтобы подписался для него на следующий год на «Евангелические листки». Уже запечатанное письмо он снова вскрыл, чтобы прибавить следующие слова: «Как это я мог забыть, поручая тебе подписаться для меня на будущий год, что и завтрашнего дня, быть может, не проживу я?» Это было в 10 часов – в 3 часа его уже не стало.
Если не за что умереть, то разве есть для чего жить?
Не обманывайтесь! Кто не взирает на Христа распятого, пока не спасется - никогда не спасется.