Сегодня мы познакомимся с очень разносторонним человеком. Роман Павлович Карабатов, 37 лет, кандидат искусствоведения, руководитель Ансамбля старинной музыки «Хорал» Уральского Федерального университета, доцент, помощник проректора по научной и проектной работе, руководитель симфонического оркестра студентов Уральской консерватории, руководитель музыкального отдела общины адвентистов Екатеринбурга и директор христианской школы.
– Роман, расскажите, пожалуйста, о себе, своей семье.
У меня есть замечательная супруга Алена и двое сыновей: старшему 8 лет, младшему в октябре исполнится три года. Мой отец Павел Яковлевич был священнослужителем, поэтому мое детство проходило в разных местах: родился в Бийске на Алтае, потом был Томск, Владивосток.
– Значит вы с детства знакомы с христианскими ценностями?
– Да, я адвентист в четвертом поколении: мои прабабушки и прадедушки были в церкви.
– Были ли у вас в детстве какие-то сложности, связанные с вашими религиозными убеждениями?
– Это были 90-е годы и поэтому таких преследований не было. Но при этом у нас была учебная суббота и какое-то время было внутренне тяжело отстаивать ее. Папа был занят ответственным служением, и решать вопрос с субботой приходилось самостоятельно. Нам, детям, делать это было непросто. Когда стали старше и были концерты, фестивали, а они чаще всего проходили по субботам, мы открыто говорили о своих убеждениях. Стоял вопрос возможности учиться, но нас наставляли быть смелыми, решительными. Мы отстаивали, говорили о том, что если стоит выбор между верностью Богу и образованием, то готовы забрать документы и уйти. Поначалу в консерватории были вопросы, но потом увидели, как я учусь, как занимаюсь, и стали предлагать быть старостой хора. (Улыбается) Только что исключать хотели, а тут говорят: «Нам нужны честные, справедливые люди, которые держат свое слово».
– Как я понимаю, музыка была с детства в вашей жизни?
– Да, на одном из богослужений во Владивостоке я услышал игру общих гимнов прославления. Девушки очень хорошо играли на скрипках, и я сказал маме Надежде Геннадьевне: «Мама, хочу учиться играть на этом инструменте!» Слух у меня был с детства, с малолетства привлекали петь на богослужении. Меня прослушали, но сразу не взяли в первый класс, потому что я был небольшого роста и ручки были маленькие для скрипки. Мне ни одна скрипка не подходила!
– Скрипка ваш основной инструмент?
– Да, в музыкальной школе я учился по классу скрипки.
– Как сложились отношения с музыкой после окончания музыкальной школы? Любовь к скрипке не угасла?
– В 4 классе я увлекся спортом, надоела скрипка и все, что с ней связано, потому что надо было много заниматься. А заниматься в этом возрасте я не очень хотел. Ребята звали мяч погонять, в футбол поиграть, на самбо ходить. И я переключился туда и отстранился от музыки, совсем уже хотел бросить. Но у меня очень мудрые мама и учитель Марина Анатольевна Гомулина. Марина Анатольевна до сих пор преподает в музыкальной школе, и мы с ней созваниваемся, я делюсь с ней своими достижениями. Она стала для меня «творческой мамой». Обе эти женщины терпеливо держали меня в своих руках, и этот период прошел, я постепенно снова вернулся к занятиям музыкой. Первое время я еще пытался совмещать спорт и музыку. А потом одно обстоятельство внесло свои коррективы. Мой папа часто участвовал в строительстве домов молитвы. Он научил и меня держать в руках рубанок, молоток. Мы делали с ним дома баню, и по неосторожности я практически отрубил свой палец на левой руке. Это как раз та рука, которая отвечает за всю технику на скрипке. Поврежденную руку и палец восстановили, я кое-как закончил музыкальную школу, и мне сказали, что из-за смещения кости беглости пальцев не будет.
– Какой выход вы нашли в этой досадной ситуации?
– Я немножко отчаялся, но моя сестренка, которая училась на отделении хорового дирижирования в музыкальном училище, подсказала: «Так иди на дирижирование, тут играть на скрипке не нужно будет». Обдумав, я поступил там же в Бийске в музыкальное училище на дирижерско-хоровое отделение. Параллельно я занимался на скрипке в училище, но играл не такие сложные произведения.
– Скрипка и хоровое дирижирование – это разные направления. Что вас радовало, в чем находили удовлетворение во время обучения?
– Мне нравилось, что скрипка поет, и эта вокальная природа, которая есть в её звуке, наверное, и подкупила. А потом моя мама всегда пела в церкви в хоре и брала меня на репетиции. Я слушал и, возможно, в детстве на каком-то подсознательном уровне это отложилось. Поэтому любовь к хоровому звучанию возникла постепенно и переросла в мечту. Изначально у меня была другая мечта. Всю жизнь я мечтал быть дирижером симфонического оркестра, но в Бийском музыкальном училище не было возможности получить эту специальность. Мне нравится работать с хором, но как же можно изменить мечте? Совсем недавно, в прошлом году меня поставили в консерватории руководителем симфонического оркестра. И вот через хоровое пение я смог прийти к своей мечте!
– В вашей семье профессиональных музыкантов не было. Как появилось решение сделать музыку своей профессией?
– Несмотря на то, что никто не работал в этой сфере, вся семья была музыкальная. Мама сама научилась и играла на фортепиано, сестренка училась игре на аккордеоне, а папа играл в оркестре на трубе. Ветвь музыкантов была, но чисто профессионально я стал развиваться благодаря отдельному опыту. В тот период, когда я учился в училище, в Бийске проходила программа. Ее проводили евангелисты из-за рубежа. Меня привлекали для исполнения сольных номеров на программе. Наши родители тогда не имели больших средств и наоборот много жертвовали в церковь. Возможностей получить дальнейшую профессию у меня практически не было. Для получения высшего образования надо было ехать в другой город. Но я был научен родителями и имел определенный опыт общения с Богом. Я молился и разговаривал с Ним: «Вот, служу сейчас пением, хотелось бы, конечно, что-то побольше». Разговаривал, разговаривал где-то полгода, и однажды в училище пришло письмо из Екатеринбурга с приглашением на всероссийский конкурс. Мне, как одному из лучших студентов курса, предложили принять участие. Для меня это было большое расстояние и неподъемная сумма денег. У родителей тоже не было этих средств. Чтобы самому съездить и свозить концертмейстера и педагога на то время необходимо было около 10 тысяч рублей. Я начал молиться и говорю Богу: «Вот, есть такое письмо, есть желание, если у Тебя есть воля по отношению ко мне, моей профессии, то сотвори чудо. Я завтра подойду к евангелисту, расскажу о желании съездить на конкурс». Так я поговорил с Богом в молитве и на следующий день весь взволнованный после программы подошел и обратился. Этот человек спросил, сколько нужно денег. Я назвал сумму 10 тысяч рублей в валюте – 300 долларов. Он достал из кармана как раз 300 долларов и сказал: «Поезжай, это ответ от Бога на твою молитву». Счастливый, со слезами на глазах я прибежал домой, рассказал об ответе. Декабрь 2004 года… я приехал в Екатеринбург, стал лауреатом третьей степени, и меня практически заочно пригласили учиться в консерваторию. Училище я закончил с красным дипломом, сдал два экзамена, и меня приняли в консерваторию.
– Итак, вы оказались в Екатеринбурге. Как дальше сложилась ваша жизнь? Как появилась в вашей жизни Алена?
– Наверное, было бы странно, если бы у музыканта оказалась супруга лингвист, переводчик (улыбается). Обычно музыканты женятся на музыкантах, потому что общаются в одной среде. Но это еще один евангельский опыт, и я рассказываю, что моя супруга переводчик и что мы познакомились в церкви, потому что нас объединяют религия и Бог. В свое время бабушка оказала большое влияние на веру Алены, и она пришла в церковь, приняла крещение. Сейчас она руководитель детского отдела и завуч в христианской школе, которую мы организовали в прошлом году.
– Роман, вы росли в церкви и как будто бы всю жизнь были с Богом. Был ли у вас период переоценки тех ценностей, которые получили в детстве?
– Конечно был. Мне кажется, что каждый человек, особенно, тот, который научен с самого детства, должен обрести свою веру. У него должна быть не вера родителей, бабушек и прабабушек, а свой опыт отношений с Богом. Конечно, мы многое видели в духовном опыте своих родителей. Но в подростковом возрасте у меня было такое отступление, когда чувствовалось, что Бог не слышит, Его нет рядом. Это было связано отчасти с переездами, когда ты далеко от родителей, а сам еще не очень справляешься и должен принимать какие-то решения. Ты остаешься один, и тут как раз очищается вера, проходя через горнило страданий. Это был тяжелый период, о котором иногда не хочется вспоминать, но, наверное, если б не было этого периода, не было бы всего, что сейчас есть. Поэтому вспоминая это, я переоцениваю настоящее время, прошлое и обозначаю какой-то путь на будущее.
– Как музыка помогает вам в духовном росте? Есть ли любимые произведения, которые по-особому воодушевляют?
– Если бы вы задали этот вопрос моей супруге, она бы сказала: «Мой муж не поет только тогда, когда спит». Все время, что бы я ни делал дома: разбирал ноты или убирался, готовил, – я все время пою. У меня в голове на разные случаи, разные «бегущие строчки». И музыки очень много в голове. Конечно, она разная. Я занимаюсь исследованиями и это тоже отражается. Но самые теплые воспоминания, которые поддерживают меня всегда, – это те песни, которые пела моя прабабушка Евгения Васильевна Бобкова, когда я был совсем маленьким. Это такие старые гимны, которые сейчас не исполняют. Они такие медленные, тягучие. Я их нигде не смог найти и не знаю, авторские они или нет. Однако, они меня вдохновляют, потому что были спеты в определенных обстоятельствах, с особой теплотой. Поэтому всегда на языке слова из тех гимнов.
– Можете вспомнить строки из этих гимнов?
– Тишина… полумрак… я в другой комнате чем-то занят и слышно, как бабушка немножко фольклоризированным голосом запевает:
«Господи, к Тебе я взываю в тиши,
Господи, на помощь ко мне поспеши.
Дай не напрасно страдать,
Вовеки Тебя проставлять!»
– В какой сфере вы развивались помимо дирижирования и хорового пения?
– Я кандидат искусствоведения, мое диссертационное исследование посвящено истории хорового искусства на Урале в 40-70-е годы прошлого века. Это непростой противоречивый период: развитие массового пения, запрет на исполнение церковной музыки, государственный социальный заказ.
– Что есть в вашей жизни помимо пения, помимо музыки?
– Я очень люблю делать что-то своими руками. Могу починить окно, строю бани, могу сварить мангал или починить забор. Я могу приготовить много разных блюд, я даже какое-то время работал дегустатором и разбираюсь в сочетании блюд между собой. Занимаюсь дизайном, разбираюсь немного в компьютерах. Я говорю об этом своим студентам: «Истинный дирижер должен понимать и знать многое. Не все, но многое». Моя супруга бы ответила на ваш вопрос: «Он может все, кроме английского» (улыбается).
В Уральском Федеральном университете у меня есть коллектив – ансамбль старинной музыки «Хорал», которому в следующем году исполнится 55 лет. Я руковожу им с 2009 года, и этот коллектив поет практически на всех языках. Я знаю, как это поется, как это переводится, но не говорю ни на одном языке. И этот парадокс вызывает улыбку у окружающих.
– Хор, преподавание, исследования. Где еще вы реализуетесь профессионально?
– У меня педагогическая деятельность на двух кафедрах: хорового и оркестрового дирижирования. Помимо хора есть симфонический оркестр, и еще я помощник проректора по научной и проектной работе.
– Довольно большая зона ответственности, когда остается время на духовную жизнь?
– У нас очень активная церковь. Мы проводим трансляции богослужений. У нас есть мужское трио «Патмос». Мы поем, пишем клипы, участвуем в разных программах. Я руководитель музыкального отдела и директор христианской школы. В прошлом году мы стартовали и в этом году запускаем первый и второй классы.
– Все это очень разнопланово! Как удается все это совмещать?
– Многие не верят, что все эти сферы можно совместить. Когда на первое место мы ставим Бога, то все, чем мы занимаемся, получает благословение. Я как библейский персонаж Даниил, проживаю в какой-то мере этот опыт. Много времени для Бога и для церкви и все, что примыкает к этому, делается значительно быстрее.
– Как вы пришли к проекту христианской школы?
– Это была идея моей супруги, потому что она уделяет много внимания воспитанию, много изучала работы Эллен Уайт в этом вопросе. Когда подрос наш сын, Алена стала думать о том, в каких условиях дать ему образование. Возникла идея помимо нашего сына и другим детям здесь, при церкви дать христианское образование и воспитание.
– Есть ли какие-то библейские персонажи или тексты, которые по-особому для вас значимы в этот период вашей жизни?
– Мне нравится два персонажа: Даниил – яркий пример человека, который находится в другой стране, имеет живое общение с Богом и при этом занимает определенную роль в государственном аппарате. Как Бог ведет его, через что он проходит, какие испытания и какая молитвенная жизнь. А второй – пророк Илия, особенно, эпизод, когда он ищет Бога и Бог ищет его. «Будет буря, – говорит Бог, – но Меня там нет, Я буду в тихом ветре». Для меня как музыканта это очень важно, потому что «музыка рождается из тишины». Поэтому голос Бога мы тоже слышим в тишине, когда нет суеты и мы один на один с Ним.
– Роман, у вас большая сфера деятельности, ответственности. Есть ли что-то, о чем мечтается, чего хотелось бы для развития?
– Если говорить откровенно, то я сейчас молюсь о смелости в направлении нашей христианской школы. Я вижу много опытов по прошлому году. Вижу, что это одна из самых востребованных форм в настоящее время для проповеди Евангелия, потому что родители детей открыты для этой вести. Тут нужна смелость, чтобы ничего не бояться. Это что-то новое для меня, и тут я замечаю, что мне не хватает опыта, где-то смелости и какого-то виденья.
С Романом Карабатовым беседовала Мария Вачева
Читать далее на esd.adventist.org